Он умер в январе, в начале года,
в Америке, за письменным столом,
под чёрной амальгамой небосвода
по общему согласию сторон.

Ему сказали: «Проживёшь до марта.
Кури поменьше, плюй на пустяки.
Лазоревые голуби Сан-Марко
кириллицу склюют с твоей руки».

Но время шло, и старилось, и глохло,
и стрелки покидали циферблат.
Перетекала дней осенних охра
на ржавчину кладбищенских оград.

Двоились буквы, плыли по бумаге,
как по Неве на запад острова —
безветренно приспущенные флаги,
прощальные безмолвные слова.

А время шло, и реже билось сердце.
Но остальное было, как всегда:
брели волхвы, заслышав плач младенца,
и плакала далёкая звезда.