Не артачься — целуй недотрогу, февраль.
Я её разлюбил, мне за ней не угнаться.
Ревновать не ревную, но всё-таки жаль
не отправленных на небо рекламаций:

я судьбой оплатил и награду, и боль
и считал, что сполна, по известному прайсу…
Но такая, видать, эта штука любовь —
ценник выше, чем есть. Сколько ты ни старайся —

не купить… Пьяный дух, белый снег —
остается февраль недотроге в отместку.
Но я слышу, звенит её радостный смех,
и она обрывает в руке моей леску.

Змей воздушный летит на февральском ветру,
я его запускал, забавляя красотку.
След её засугробят метели к утру,
мне оставив на слёзы, короче, на водку.

Не артачься, целуй эту дуру, февраль!
Пусть почувствует мёртвое жало разлуки.
Ни о чём не жалею, но всё-таки жаль
её волосы, губы и тёплые руки —

то, чего я коснуться успел впопыхах,
то, к чему был допущен на время, на время…
Я и змей мой воздушный теперь в дураках,
а февраль и метели, как водится, в теме.