 |
|
Светлана Дильдина
Живу в Самаре. По образованию биолог,
по профессии журналист. А что до остального,
то, наверное, стихи все равно расскажут
обо мне больше.
Стихосказки
 Петер и птицы
Тукуми
Сёстры-птицы
|
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Петер и птицы
Глянь: в горах, лесистых и могучих, монастырь: крупицей возле склона. Он века стоит над самой кручей, прямо в небо смотрит неуклонно. Каждый день, хромая, на рассвете, свистом птах окрестных созывая, из ворот выходит старый Петер, и заря от щебета живая.
Сколько лет он прожил — кто узнает? Тут, в горах, и время раскололось. Только птичья братия шальная любит старика, летит на голос.
...Это было в дни военной службы: я служил за честь, не славы ради, и стрелком считался самым лучшим, муху на лету сбивал, не глядя...
Видел снег? Ну вот, представь, попробуй, — ты, внучок, пожалуй, не поверишь — не было травы, одни сугробы, люди мёрзли, голодали звери. Все бродили хилые, как тени, и боялись, что весна настанет: ведь она приносит душ смятенье, от неё любой рассудок тает.
Чтобы избежать невзгод несметных, от неё мы стерегли границы, и стрелкам, отобранным за меткость, капитан велел стрелять по птицам.
Так рубеж небесный мы закрыли, веря: страх безумия растает; ведь известно, что на птичьих крыльях над землёй весна перелетает.
Я не спал; одна была забота — не пустить её. Мой карабин не дрогнул, я убил малиновок без счёта, лебедей, ворон... закрыл дорогу. С каждым днём я становился злее, дума все измазала, как сажа: если сон проклятый одолеет, вдруг напарник сослепу промажет?
К нам тащить весну, скажи на милость! Славно мы на птиц нагнали страха!
Был рассвет. На ветку опустилась серая взъерошенная птаха, до того невзрачна и нелепа, что промедлил с выстрелом, растяпа... И запела птаха, словно флейта, и на землю тёплый дождь закапал.
Я стоял, как столб. Под песни звуки таял снег и оживали лозы. Дождь мне омывал лицо и руки, и казалось — это птичьи слёзы. Небо сплошь пестро от крыльев было; я смотрел безмолвно, ошалело — ведь у каждой птицы, что убил я, ярко на груди пятно алело.
Расцветало всё, что было голым, знал — от чар весенних не спастись нам...
...Тут старик прервался: белый голубь на плечо, воркуя, опустился.
С той поры века прошли на свете, горы высотой до неба стали. Рассыпает зёрна старый Петер, и смеётся, видя птичьи стаи.
|
|
|
|
|
Тукуми
Всякое на асфальте — листва и сор, перья, колечко жести, бумаги лист, фантик почти разглаженный колесом — хочешь, бери себе, хочешь — с другим делись.
Можешь пойти секретик соорудить — ценность вполне достойна твоих палат... Знать бы, с чего ворочается в груди чувство, как будто это и вправду клад...
Тукуми сидит, нахохлившись, в шалаше, на отшибе — едва доносятся голоса; у нее пиявки скользкие на душе, у нее перо совиное в волосах.
Тайны мира — всё равно что туман в руках, только Мудрых женщин слушаются они: тех, кто знанье свое проносит через века, тех, которым и Праматерь сама сродни.
Так от бабки к внучке — тайны незримой нить, платье жизни шьёт невидимая игла... Как перо с пером, как ветку с корой сложить, чтобы сила духов племя уберегла.
Тукуми сидит, перо в волосах блестит, на щеке полоска сажи, и нос в золе... Ей пора сшивать реальности, знак плести, — только ей неполных восемь от роду лет.
Не успели бабка с матерью передать, как создать амулет, что способен беречь от бед — и сестра совсем недавно ушла туда, где уже неважно, мудрый ты или нет.
Тукуми, зажмурясь, шепчет: «Сова-сова!», и, сжимая в руке ракушку: «Река-река! Помогите, скажите правильные слова; поддержите, чтоб всё, как надо, сплела рука!
Духи предков, ваши тайные имена не могу назвать — только вы не оставьте нас! Я мала, глупа, но так вышло, что я должна — чтобы жило племя, чтобы огонь не гас?»
И, незрима, сова проносится над костром, духи с веток смотрят, внимательны и добры... Тукуми, прикусив язык, вяжет клык с пером, оплетает ракушку сеточкой из коры...
Перышко голубиное, желтый лист, фантик, небрежно выброшенный в траву... Все к одному удачно подобрались, чтобы свести реальности наяву.
Я не умею — странно бы мне уметь! Проволокой скрепляю одно с другим. Духи бумаги, дерево, голубь, медь — вы помогите, город мой, помоги...
|
|
|
|
|
Дильдина С.
Песня цветов аконита.
(Подробнее >>>)
|
|
|
Сёстры-птицы
Ночь пришла — а любая дорога в ночи неторная,
кроме тех, что под небесами; и, с них спустясь,
я тебе расскажу, мой мальчик, одну историю:
возле моря в хоромах каменных жил-был князь...
Камень замковых стен блестел, словно вымыт дочиста,
полыхали подвалы огнём золотых монет —
но сокровищем князя были три юных дочери,
неразлучные три красавицы, краше нет.
В сказке так повелось, и нельзя нарушать традиции:
князь расхвастается, от гордости сам не свой,
и однажды утром все три обернутся птицами:
темноглазой чайкой, ласточкой и совой.
Так бедняжкам и жить: в теле птичьем, не люди — не́люди,
врозь; заклятье не снять — положено на века...
Но запуталась чайка лапой в рыбачьем неводе,
и влюбилась в самого статного рыбака.
Только сына родить ей — и вновь кружиться над мачтами,
рисовать по воздуху крыльями розу ветров...
Я давно ждала: ты и впрямь дитя своей матери,
и в тебе, малыш, просыпается птичья кровь.
Мне, сове, наставницей стала ночь многоглавая,
и судьба твоя как на ладони открыта мне:
ты захочешь увидеть мир, отправишься в плаванье,
но однажды покинешь корабль, слетев к волне.
Станут крыльями руки, а дальше — дела известные...
Ветер дунет, подхватит несколько новых нот,
и над парусом тенью тёмного буревестника
в этот миг напоследок душа твоя промелькнёт.
Комментарии
|
|
|
