Уходят в тень дома, дороги, скверы.
Упавший лист пророчит листопад.
Во мраке дней мне не хватает веры,
Чтоб помолиться толком. Невпопад
Крещусь, шепчу слова — авось хоть что-то
Да отзовётся в сумрачной дали,
И поздний луч повиснет позолотой
На рёбрах улиц, замерших в пыли.
Закат поник, налив вечерней тенью
Все чаши, ниши, русла бытия.
Сосуд души... Душа полна смятенья.
Темнеть внутри нельзя, да только я
Напиток чёрный пью в угоду ночи.
Глаза домов пусты, в одном окне
Горит свеча, и тьма не опорочит
Сияние, рождённое в огне...
Слепой луны заплаканное око
Роняет слёзы с траурных небес.
Там, как и здесь, темно и одиноко,
Бессмысленно и страшно, как и здесь,
Но жизнь легка в медовых бликах лета.
Царит июль, и кажется — пустяк,
Что первые листы, сорвавшись с веток,
Дорогу новой осени мостят.
Остры свинцово-золотые дни,
Дни розовые гибнут от меча их.
И павший лист меня с землёй роднит,
И ветер клонит к ней в своей печали.
Бегу от мёртвой тишины стремглав,
И как спасенье от неё, мой плеер...
Я слушаю слова Эдит Пиаф*
О жизни в свете розовом** и вере.
Воробышек двора и кабаре,
Влюбленный в фонари бульварных статуй!
За голос твой готов был умереть
Париж и целый мир, и век двадцатый!
Один за всех и все за одного!
Но времена меняются. Сегодня
Иной закон блюдется большинством
И мною принят он — закон народный:
Сам за себя, а значит, против всех.
И каждый размышляет, как бы выжить...
Воробышек, молчишь. Где прежний смех?
Ведь улетели ласточки, не ты же.
Снимаю плеер и затем очки,
Чьи розовые стеклышки служили
Защитой от непрошеной тоски.
Таким очкам цена — лишь медный шиллинг.
Таким очкам цена — опавший лист.
Но даже он для солнца что-то значит.
И скажет «плачет небо» пейзажист,
И согласится с ним любой незрячий.
Стекают слёзы с веток тополей,
Каштанов, кленов и деревьев прочих...
Цвет розовый становится темней.
Всё больше дни напоминают ночи.
* Пиаф на парижском арго значит «воробышек». Эдит Пиаф — французская певица и актриса (19 декабря 1915, Париж — 10 октября 1963, Грас).
** La Vie en rose («Жизнь в розовом цвете») — песня, с 1946 года ставшая визитной карточкой Эдит Пиаф. [Прим. авт.]
Раму стеклянной двери распяло солнце,
Рядом потоки света — вповалку, косо.
Где-то в раздутых тиглях пылает стронций,
Там же сгорает гелий и рвётся в космос.
Здесь он, дорвавшись, к боку округлой дивы
Губы прижав, по-вашему, кванты света,
Греет ей кожу, льстит, золотит ей гриву,
Или, быть может, чёлку, — неважно это.
Сад как театр теней: повторяют пьесу,
Яблони профиль-ню обнажат эффектно.
Ось планетарная снова нашла то место,
Где выключают кнопку с пометкой «лето».
Счастье в квадрате оптимистичных окон:
Можно не видеть Бога в сияньи нимба,
Но всё равно, за спектр, обогревший кокон,
Каждый кому-то должен сказать спасибо!
Все окна мои сладострастно выходят в лес,
Обычный для тех, кто не знает, что я не гость,
Что я не кусками частично живу, а весь,
А в жизни безлесной мне попросту не жилось,
Деревья мне пишут ветвями чужих миров
Прозрачные тексты в прозрачности синих неб
О том, что снаружи огромен я и здоров,
А в плотности тела беспомощен и нелеп,
Комфортно не очень, что тянет земля к себе
Коварным меню с непременным набором пищ,
И нету свободы в привычно слепой судьбе,
И список свобод до обидного мал и нищ —
Но только не в этом волшебном моём лесу,
Здесь всё по-другому, неправильно и не так,
Ночные дежурства травинками снов несут
Луны двойники, и отсутствует хитрый враг,
А днём концентрируют яркость на мне одном
Лучи говорящего солнечного огня,
И птицы лесные поют за моим окном,
И солнце лесное смеётся внутри меня,
Я кое-что знаю и вот проложил маршрут,
Дорогой к опасному раю загнув дугу,
Я вкусом свободы наполнен и ей дышу,
Я пью этот яд и не пить его не могу
...
Среда. Усталость бьёт под дых.
И как дожить до выходных?
Прошедший день свербит под кожей;
он выпит, съеден, а не прожит.
С издёвкой цифры подмигнут
огнём зелёным и тревожным —
ноль-ноль часов, ноль-ноль минут.
Боль гложет черепную кость.
И ей, как псу, не крикнешь «брось».
А утро вновь зовёт к барьеру.
Прописка в социум — карьера.
Побольше дел, поменьше слов —
наш век не терпит полумеры,
мечтателей и дураков.
Ночь — передышка. Кнопка «pause».
Где взять бы сил на новый кросс?
Игры проводились с 1 октября по 22 ноября 2012 года в виде двух независимых конкурсов, каждый в своём разделе СИ, по своим правилам и со своими судейскими бригадами:
Каждый конкурс включал 4 поэтических номинации под общим названием «Сечения».
Координаторы Игр — О.П.Лешев и Ирина Клеандрова.
Жюри на конкурсной площадке «Буквицы»: Е.Асенчик, В.Бродский, Л.Бурель, И.Клеандрова, Н.Николаева, Т.Половинкина, А.Сошенко, А.Трудлер, Эллана, Е.Яворская (10). В преноминационном голосовании и в голосовании по лонг-листам участвовала О.Есликова.
Жюри на конкурсной площадке «Поэтического Куба»: П.Ганжа, И.Грановская, О.П.Лешев, К.Монюшко, И.Семёнов (5).
К.Быстров. Сияния и тени
