Краткость — сестра брата ихней сестры

Трудно писать об эффекте чуда. Но оно регулярно возникает при чтении его маленьких рассказов, практически — зарисовок, пробиваясь как электрическая искра на коротком промежутке между глазами читателя и текстом.
Хм, чудо — это когда... Это когда, во-первых, не понимаешь, как оно возникает. Во-вторых, оно возникает то ли из воздуха, то ли вообще из ничего, даже не из писательского воображения, потому что воображать могут многие, но так ли чудесен результат? В чём-то творчество Михаила Бару акмеистично, поскольку отвечает ахматовской формуле о росте поэзии из такого сора, но с другой стороны — он не прячет этот сор, а вовлекает читателя в процесс роста — не только поэзии, но и в этот момент — самого читателя! Да что «сор» — иной раз его поэзия растёт из самого сюра нашего российского сегодня.

Вот это-то подкупающее доверие к читателю, это постоянное расталкивание читателя, «цепляние» его и разговор с ним тет-а-тет на темы простые-как-мычание, и одновременно темы острые, остриём своим вываживающие суть жизни «простого человека» (это определение будем трактовать в довольно широких пределах) и далее — нынешнего общества пожалуй, cоставляет часть упомянутого чуда.

Другая часть, наверное самая весомая и притягивающая читателя — это, скажем так грубовато, «игры разума». Природа юмора Михаила Бару — это тонкая и внезапная игра смыслов, и это всё, что можно сказать о ней словами, ибо далее следует язык жестов, далее мы можем только разводить руками, качать головой, да ещё может быть цокать языком. Или испытывать прилив того чувства благодарности, которое в специальной литературе именуется любовью.

И вот ещё что.
Мало того, что тексты М.Б. написаны настоящим русским языком, язык этот ещё и густой, плотный, подобный выдержанному заморскому вину. Здесь полно аллюзий на классические тексты, здесь найдёте и отголоски интонаций и мелодий текстов фольклорных, и образы буквально метафорические — словом, поэзия и услада для гурмана от литературы!

Но, перелистнув страницу, вы можете отметить вдруг приложения новейшие жаргонные и выражения прямо непарламентские... Автор обладает, отдадим должное, арсеналом средств самых разнообразных, — от тонкого ощущения поэтики хайку и до тяжкого сатирического рукоприкладства в духе Салтыкова, скажем, Щедрина.
(Это — к тому, о чём мы говорили выше, о «соре» и «сюре».) Арсенал этот, или, лучше сказать, широта диапазона — достигают нескольких октав и в плане эмоциональном, поскольку да — несмотря на грубый реализм городских зарисовок, — отмечены благодарным читателем, особенно в ранней прозе автора, и моменты настолько просветлённые и даже сентиментальные, что можно сравнить их с синеватым, прозрачным дымом отечества, восходящим, и смешивающимся где-то высоко-высоко, в верхних слоях ионосферы, с мелодиями гоголевской, чеховской и бунинской прозы.

Жанров, в которых пишет М.Б., несколько, и один из самых чудесных и, очевидно, любимых Автором — это его «завиральщины-небывальщины», полёт, прямо скажем, квази-уна-фантазии, редкой в наши дни. Фантазия Автора левитирует с лёгкостью необыкновенной, подобно известной депортации Мюнхаузена на ядре... Счастливым образом эти завиральщины переплетаются с историко-краеведческими заметками и очерками, как те, что изложены в его книгах «Дамская визжаль» и «Записки понаехавшего», от чего читателю делается одновременно удивительно, увлекательно и познавательно.
 

Это в транспорте. А перед сном, когда открываешь книгу и вскорости засыпаешь, пусть через 10 минут, но — уже в другом качестве?! .. Ведь засыпаешь — с улыбкой на устах, зачастую с растроганной душой и даже, пожалуй, с укрепившейся в чём-то верой в человечество?

Вы ведь не забыли, читатель, насколько это ценно — вера в человечество?..