«Искомое — в расколе темноты...»
«Заронилось зёрнышко горчичное...»
«Беззаветно живу, не жалуясь...»
«Анданте в грандиозной тишине...»
«Сколь ни мало — эмали вдоль...»
«От лжи твоей, глухая и немая...»
«Подарил мне возлюбленный друг...»
«Струился мрак, истомно свеж...»

 

Искомое — в расколе темноты,
А мне тратаки выпал фант от бога:
Атакой зренья, вплоть до слепоты,
Мной зажжено созвездье Козерога.

Сияет ясным сдержанным огнём...
Громаден воздух, чёрный и отвесный,
И будто наэлектризован в нём
Весенний листик — пасынок древесный.

Мне б лодку на отлогом берегу,
Худую и глядящую раскосо,
Привычную к песку и бочагу,
С почтенным видом — покорившей космос.

Тернист сиротства пепельный венок,
Прохладен, молчалив скуластый ясень.
А поиск мой и пеш, и одинок,
Слепою вервью-верой подпоясан.

 

Заронилось зёрнышко горчичное.
Слепо и жестоко, как сорняк,
Сквозь сердечный панцирь безразличия
Прорастает стебель натощак.

Терпеливо острие зелёное,
Хохолком нацелено на свет,
И горьки, и алчущи влюблённые,
Хрупкий дар взлелеявши в ответ.

Примирюсь с апостолом весенним я
В чёрном каменном мешке груди:
Силой воли и землетрясения
Плен взорви и в полный рост взойди.

Напою побег слезами талыми,
Жалобу, как рану, зашепчу —
Вдруг ему чуть-чуть посильней стало бы
В бездне мрака восставать к лучу?

 

Беззаветно живу, не жалуясь,
Древ безлиственных не тревожней:
Вдохновение ли, пожар — небось
Разрешится по воле божьей.

Выхожу каждый день на люди я
Вместе с солнцем, чей путь к притину.
Это проигрыш, интерлюдия
Перед счастьем неотвратимым.

Лишь ночами — влажна, внимательна,
Ждёт душа низверженья чуда.
Буду счастлива. Обязательно.
Не сойти бы с ума покуда.

 

Анданте в грандиозной тишине:
Медлительное ниспаденье снега.
Легка луна в ажуре ришелье
И светит в окна моего ночлега.

Сегодня отчего-то не уснуть.
А, значит, лёжа буду множить бодрость
И вглядываться в памятную муть,
Как в чёрную неведомую пропасть.

Нелепый выкликая свой товар,
Будь то кривой чубук и томик тощий
Рембо иль канделябр и самовар, —
Пошёл вразнос души моей старьёвщик.

И новыми снегами с вышины
Ложатся строчки плавно, без нажима, —
Особой тишиной предрешены
Как дар, который я не заслужила.

 

Сколь ни мало — эмали вдоль —
Струй воздушных движенье зримо,
Исказится неумолимо
Через миг облаков юдоль.

К ней осанистая ольха
Распростёрла в асане ветки —
Эбонитовой статуэтки
Грациозней, нежней стиха.

Рубежи безоружных дней,
Как страницы, сухи и хрупки.
Бытия моего зарубки
Всё поверхностней, всё длинней.

Терпче тёрна цежу питьё,
А о смерти теперь ни слова.
К ней давно я уже готова
И беззвучно зову её.

 

От лжи твоей, глухая и немая,
Сквозь вязкий бред в сознание придя,
Как данность и лекарство принимаю
Прохладную суспензию дождя.

Яснеют неба мерклые вершины,
В листве ничто ещё не ожило.
За всё, что из любви я совершила,
Выздоровленье будет тяжело.

Забвеньем пахнет крепкая гвоздика.
Ни в чём я никого не упрекну.
Как души у Аида — погляди-ка —
Крапивницы слетаются к окну.

Легки во мраке контуры предметов,
Воспоминанья сладостно бледны.
Я к небу возвожу глаза, а Это
В разряд твоей искупленной вины.

 

Подарил мне возлюбленный друг
К двадцать третьему дню рожденья
Исцеленье души как недуг,
От которого нет исцеленья.

Знобкой правдой меня уберёг
От кошмара любви великой.
Нежно вьётся цветной мотылёк
Над душистой сухой повиликой.

На воздушных громад синеву
Я гляжу с прямотой иноверца
И теперь с лёгким сердцем живу,
Словно вовсе утратила сердце.

Зримый мир постигая с азов,
К очертаньям вещей привыкаю.
Лишь порой померещится зов
Птицы, вдаль увлекающий стаю.

Ум нехитрых исполнен забот,
И как будто совсем по-иному
Меня лёгкая тропка ведёт
Меж взволнованных лиственниц к дому.

 

Струился мрак, истомно свеж,
На дёрн снежок ложился ранний.
Я шла, задумчивая, меж
В дремоту углублённых зданий.

Ночной превозмогало сон
Одно окно, под самой крышей.
Там ждал спасенья Робинзон,
Огонь рачительно хранивший.

Степенно сух и долговяз,
Вдруг замер, притворившись спящим,
В замысловатой позе вяз
Для убедительности вящей.

В карманы руки опустив,
Я шла, и был никто не нужен.
Какой-то простенький мотив
Почти до слёз мне тешил душу.

И в просветленье затяжном
Мне тайный голос пел о чуде:
Я поняла, что всё прошло,
Что ничего теперь не будет.
Комментарии