Пьёт молоко женщина
Короткое лето
Тишина
Не за себя обидно
И вдруг увидишь ты
В городе моём
Всё будет хорошо
Не могу чувствовать полноту своего существования без ощущения красоты и гармонии. Литературное творчество позволило задействовать многие краски из предоставленной мне палитры. Делая зарисовки, передаю настроение и переживания сегодняшнего дня, веду своего рода поэтический дневник.
Подозреваю: не быть красивой
плачущей ночью женщине...
Мужчина бы выпил холодного пива —
литра четыре, меньше ли.
Лето. Терпеть жару нет мочи.
Волосы сбрить бы налысо.
Ждёшь, как пришествия, новой ночи.
Лета ждала? Не жалуйся.
Недавно мёрзла, спала в носочках...
К вечеру вены пухнут.
:Свет не включая, в ночной сорочке
пошла тихонько на кухню.
Так раньше на прорубь люди ходили
за ледяной водицей.
Радостно хлюпнул ртом холодильник:
что, и тебе не спится?
Ночью женщина всегда голодная.
Отрезала ломтик хлеба,
в кружку налила молока холодного,
вышла в лоджию. Небо
с нераспустившимися бутонами
из серебристой бумаги.
Эх, окатить бы себя — со стонами —
небесным ковшиком влаги!
Завесить бы небо тучами синими.
Чернеют прутья антенны.
Жару Бразилии с апельсинами
не помнят булгарские гены.
Снова роптанье... старая рана —
как в хрустале трещина:
Скоро рассвет, в спальню пора, но —
пьёт молоко женщина.
Ветер колышет шифон облаков.
Кажется, где-то звучит «Рио Рита».
Лето, короткое лето глотков
Сладких мгновений любви незабытой.
Не устоят ни один, ни одна.
Лето весь мир приглашает на танго.
Запахом прерий пустыня пьяна.
Лето, короткое лето мустангов.
Вечер струящийся шёлк голубой
Сменит на тёмный и страстный панбархат.
Лето, короткое лето с тобой.
Летний песок — апельсиновый сахар.
Ветер колышет шифон облаков.
Кажется, где-то звучит «Рио Рита».
Лето, короткое лето глотков
Сладких мгновений любви незабытой.
Апельсиновая луна
Показалась между домами.
Город спит. Тишина, тишина.
Только плачет малыш о маме.
Только чей-то гортанный вскрик,
И хлопок «жигулёвской» дверцы.
Только вздрогнул опять материк,
Что с кулак, и зовётся «сердце».
Тишина, тишина, тишина.
Стихли парки, дворцы, вокзалы...
Только — чья-то судьба сожжена,
Чья-то боль свой кулак разжала.
Снова блекнет луна — апельсин,
Тает ночь кисеёю серой.
Ничего для души не проси,
Лишь спасай тишиной и верой.
Сини небес не видно.
Где ты, краса?
Не за себя обидно,
За небеса.
Стал небосвод осенний
Скучен и пег,
Зреет в тумане сером
Будущий снег.
Вылечить может слово
Или стихи,
Можно купить обновы
Или духи.
Долго грустить так стыдно,
Но чудеса —
Не за себя обидно,
За небеса.
Всё небо в пятнах, словно шкура барса,
и как узнать свою судьбу по облакам,
опять ты сбился с правильного галса,
плывёшь один к далёким берегам.
В волнах морских не спрячешься под стреху
и не ухватишься за якорную цепь,
не до речей пустых и не до смеха,
и гладь воды, как выжженная степь.
И вот уже — почти знакомый берег,
кричат торговцы кукурузой и хурмой,
но у тебя — ни голода, ни денег,
ни дома, ни желания — домой.
В городе моём
Все смешны немного:
Белое бельё
Сушат над дорогой.
Город, где любовь —
Радость, а не бремя.
Здесь снимают боль
Поцелуем в темя.
Всё будет хорошо, — с утра опять сказали, —
всё будет хорошо, отсчёт уже пошёл,
исписаны резцом судьбы твоей скрижали,
доверься им и верь: всё будет хорошо.
Я думала всегда: дожить бы лишь до мая,
ведь мне была нужна дорога через лес,
и шла я к «хорошо» годами, понимая,
что до него идти пешком, как до небес.
И я творила май на кухне, как на сцене,
шумел, варил, кипел мой сказочный горшок,
струилась через край дерев цветущих пена,
и соглашалась я: всё будет хорошо.
