памятное
к Анне
загородное
для В.П.
оптимистичное
ностальгическое
не мистическое
фатальное
кустарник
кружит вороньё и спешит воронок птица ночи
под взглядом плывёт обветшалая дверь коммуналки
хотя как сказала однажды соседская дочка
увидев Париж умирать станет даже не жалко
изводится стоном на кухне потрёпанный чайник
и люди в погонах и всё по закону и мысли колонной
душа изнывает и бьётся подстреленной чайкой
да что миллион когда нам нипочём миллионы
а в тридцать седьмом зажигались кремлёвские звёзды
зима побелила все форточки с первой зарплаты
и снова душа обживала небесные гнёзда
бельё прохудилось лицо постарело и небо в заплатах
...когда-то в Пицунде в Крыму или в солнечном Сочи
где в медном тазу остывало варенье из вишен
гадалка сказала что всё наперёд напророчит
но голос её становился всё тише и тише
здесь эхо подворотен громче сплетен
бельё быльём моё твоё не грех
крысиный визг гниющие подклети
горшок и судьбы общие на всех
карманы окна души нараспашку
ведь нечего и некого терять
и курят дымоходы крыш взатяжку
скупого неба солнечную прядь
здесь прошлое всегда гостит транзитом
и жизни коммунальный лейтмотив
потухшим глазом старого «Зенита»
подмигивает в тупике пути
и водка из гранёного стакана
доступней чем вода из родника
...а память здесь настолько же гуманна
как эта среднерусская тоска
на этой солнечной опушке вдали от суматохи дней
где наше всё и даже Пушкин становится ещё родней
отвергнув серость узких улиц аморфность жизни по Дали
покорно дерева прогнулись молясь ветвями в пуп земли
здесь перелив природной речи смешался с говором зверей
а стройные запястья речек впадают в рукава морей
под голубым велюром неба поблёкли даже васильки
...и кажется никто здесь не был не по любви не от тоски
нет покоя от нудного лета от назойливых тел комаров
от протёртых до дырок штиблетов и колен расцарапанных в кровь
поднимается облако пеной из небесных потресканных губ
и стекает дождями по венам ржавой рябью изъеденных труб
а по осени мысли взлетают без таможен без виз без границ
и сбивается прошлое в стаи дат имён фотографий и лиц
бытовухой зашит участковый молью съеден любимый пиджак
до зарплаты в кармане целковый и по-прежнему руки дрожат
а соседи на свадьбу для внучки копят деньги всю жизнь
дежа вю
но последней заначкой с получки до своих похорон доживут
разрисованы стены граффити там где строится храм для молитв
...как чудовищно хочется выпить
как предательски память болит
день облетает словно одуванчик и неохота возвращаться с дачи
в шкатулке письма кольца и заначка припрятаны как жизни узелки
так хочется долой прогнать печали которыми судьба давала сдачи
и позабыть что старомодный чайник заходится от жажды и тоски
а вечер как настойка валерьяны успокоительный целительный и пьяный
поля и мысли поросли бурьяном дождя рассолом пропиталась соль земли
горчат халва и шоколад и пряник и даже жёлтый лимонад в стакане
как солнце мутное английское в тумане не в силах эту горечь утолить
и кажется что всё начнёшь сначала присядешь у спокойного причала
уверуешь в ту самую случайность как в первую удачу рыбака
...и вдруг поймёшь что здесь уже скучала мечтала размышляла и молчала
и так же громко призывали чайки снять рыбу счастья с острого крючка
а память теснится и жмётся в дверях коммуналки
где губы роднились стаканом воды с газировкой
зимой замерзали от ругани делалось жарко
на лестнице сыро на сердце постыло в газетах неловко
царапали в кровь «скороходы» мозоли на пятках
четвёртых жильцов не селили у нас на Литейном
зато подселилили шестых к той соседке на пятом
куда вся родня словно чайки над морем слетелась
мечтой набухало над жвачкой натёртое нёбо
семейные тайны текущие трубы скрипящие двери
влюблённость шипом прорастала трясла до озноба
косыми дождями текла из небесных артерий
вращается время и кружит над липкой Невою
над узкой кушеткой где я в полумраке зачата
помечена русской печалью и пятой графою
и обувью что покупалась на четверть зарплаты
ни чёрные платья, ни кошки, ни мысли, ни дыры, ни дни,
ни даже присесть на дорожку. лишь только Господь сохранит.
забьётся прохлада в ключице осколком хрустальных небес
и что-то внезапно случится и с чёрным и с белым и без.
податливость бархатной кошки и ветра весеннего шёлк
заставят присесть на дорожку и рюмочку на посошок.
забудешь как модно, как надо, как стыдно и как комильфо,
когда разбивается рядом прозрачного моря фарфор.
поймаешь знакомые лица на памяти хрупкую нить
...и прежде чем сможешь проститься ещё не успеешь простить.
как волк что потерял свою волчицу
исходит гулким воем так в ключицах
стучит и давит уходящий день
под страхом жизнь карабкается в тень
но после как всегда наступит завтра
горячий кофе сигарета завтрак
и неба синекрылого парча
а стрелки часовые вновь на час
сроднятся предвкушая лето
пусть это вскоре приключится где-то
когда-нибудь и с кем-то всё равно
...но вдруг со мной коль Богом суждено
эта память больна как и этот кустарник
этот воздух податлив как тёплое масло
здесь мой дед похоронен он умер не старым
да и бабушке жить оставалось так мало
чую каждую почку мурашкой по коже
ну а каждый надлом как камнями по почкам
эти ветви в мозолях и ссадинах тоже
как прошедшее время и руки у дочек
этот масляный воздух так быстро твердеет
забивает все поры становится пылью
здесь покоится прошлое с ним и идеи
пусть не те но какие-то всё-таки были
здесь покоится память как ветка ранима
слишком ломка чуть хрустнет в душе переломы
так и бабушка с дедушкой жили а с ними
пол страны и ещё половина знакомых
это всё поглотило гламурное время
пустоцветом кустарник стоит над могилой
но иное уже приживается семя
от которого мне почему-то не мило
