«Соль и масло льняное на ломте душистого хлеба...»
«Лежит роса на местных древесах...»
Кармическое
«Когда чувствуешь кожей случайность машин и прохожих...»
«Окунусь в туманы и взгрустну...»
«Как странно жизнь устроена. Как скверно...»
Хандра
Сущность малахита
«Сад. Столик. Патина кувшина...»

 

Соль и масло льняное на ломте душистого хлеба,
Нафталиновый запах одежды, кораблик в руке,
И желанье сосной прорасти в недоступное небо,
Доверяя зарубкам отца на дверном косяке.

Небосвод, как яйцо Фаберже, полон тайн и сюрпризов,
И на спинах китов твердь земная лежит, словно блин.
Осень кажется вечной, и пишут врачи эпикризы,
И всё так же лежит на белье в сундуках нафталин.

И проблема не в том, что дороги, как прежде, убоги.
Сирый Сирин суров и восторга взалкал Алконост,
Чтобы время свернулось в кольцо, как змея на припёке,
И безжалостной пастью себя ухватило за хвост.

 

Лежит роса на местных древесах.
Гусь на пролёте радостно гогочет.
Сосед с утра выгуливает пса,
Держа в руке пакетик и совочек.

Пострижена газонная трава.
Пёс молчалив, вальяжен и ухожен.
Он понимает все свои права
И знает о правах гусей и кошек.

А мне бы без ошейника — стремглав!
Но от пустых желаний мало проку,
Хоть у меня ничуть не меньше прав.
Но, думаю, не больше, чем у дога.

Я перечту «Другие берега»,
Перетасую старых карт колоду.
Свобода правил, догм и поводка
Скучна.
Но это всё-таки, свобода.

 

Хотелось резать ветер взмахом крыл,
Но жизнь сложилась так, а не иначе.
Когда сурово спросят: «Как ты жил?»,
Признаюсь, что порядочно свинячил.

И вот, иные правила игры
И прошлое навеки позабыто,
Чтоб безмятежно я копил жиры,
Похрюкивая около корыта.

Когда морозом схватит ручейки
И лёгкий снег собой прикроет сушу,
Меня сожрут хмельные мужики
И отрыгнут мою живую душу.

Она качнётся над столом, дыша
Сивухой, салом и недобрым словом,
И станет мудрым взглядом малыша,
Чтобы опять всё заново и снова.

 

Когда чувствуешь кожей случайность машин и прохожих,
И орёт детвора на асфальтовом теле двора,
Как себя ни неволь, поневоле на завтра отложишь
То, что можно сегодня и было возможно вчера.

Нужно было сегодня. Тем более — вечер нас сблизил
Недопитым вином, недописанной сладкой строкой.
Календарь подтверждает случайность начертанных чисел
И тягучесть мгновенья, текущее в вечный покой.

На семь бед есть ответ, одинокий, как пень у дороги.
Взаперти бред запретов и ложность народных примет.
Не для нас диалоги, и слоги в старинной эклоге.
Мы с тобою случайны, как молния. Как рикошет.

Значит, всё позабудем и будем смотреть как в окошке
Окунаются улицы в зыбкость вечерних огней.
И забросим на завтра звонки, суету, «неотложку».
Утро будет мудрёней, затейливей и мудреней.

 

Окунусь в туманы и взгрустну.
Тяжки росы. Пахнет самосадом.
Хорошо б из осени — в весну,
Миновав мороз и снегопады.

Чтоб скрипел зубами ледоход,
Чтобы травы поднимались пышно.
На черта мне нужен Новый год,
Если в старом ничего не вышло?

Пусть бормочет о любви глухарь,
Правят свадьбы жирные налимы.
На черта мне нужен календарь,
Если ночь и день неразделимы?

Зеркала знакомое лицо
Лжёт и притворяется безгрешным.
День встаёт прохладен и свинцов,
И весна, как старость, неизбежна.

 

Как странно жизнь устроена. Как скверно
Сюжетов неприглядное шитьё.
Юдифь не может жить без Олоферна,
А он не существует без неё.

Так цепь непросто разорвать на звенья.
Так океан не вычерпать до дна.
Стальной колун ржавеет без поленьев,
А им противно жить без колуна.

 

Уныла серая равнина
С эстампами березняков.
Их веток ржавая щетина
Скребёт по брюху облаков,

Чтобы небес открылись шлюзы,
Чтоб дождь по лужам: — «Хлюп да хлюп».
Так муравей щекочет усом
И доит сладостную тлю.

В окно посмотришь — сердце млеет,
Не уставая повторять:
«Скорее бы, скорей, скорее...»
А что скорее? — не понять.

 

А вот, карбонат меди по имени малахит.
В замысловатой завивке и чуточку ядовит.
Патина, а не пудра на седине париков.
Трудно остаться мудрым на переломе веков.

Трудно остаться безгрешным в сверхкуртуазной среде.
Как говорить о любви, когда хочется по нужде?
Зелёные безделушки тонут в квартирной пыли.
Вот, и Уральские горы на цацки перевели.

Свежесть холодного камня, пихтовая тоска,
Клятвы, постельные тайны, изысканность змеевика,
Отзвук вечнозелёный и страстный олений зов,

Кто бы тебя припомнил, если бы не Бажов?

 

Сад. Столик. Патина кувшина.
Шмели в соцветьях конопли.
Тяжёлый орден георгина
И яблок яростный налив.

И бабочки над медуницей,
Под рясой сизой ряски — пруд,
И плачем незнакомой птицы
Девичья песня ввечеру.

Между страниц засохший лютик,
Дождей весёлая вода...

И всё это когда-то будет.
Не может быть, чтоб — в никуда.

Комментарии